Свидетельство о прощении Иммакюле Илибагицы, пережившей геноцид в Руанде
Здравствуйте. Я так рада, что я здесь, в Меджугорье. Особенно потому, что могу обратиться к вам во имя нашего Господа и Марии, нашей Матери. Я выросла в Руанде, неподалеку от деревни, где также являлась Матерь Божия, эта деревня называется Кибехо. Явления, как и здесь, начались в 1981-м году, только в другой день, 28 ноября. Сегодня Матерь Божия приходит к вам, и это большой дар. В Руанде явления завершились, и мы по Ней очень скучаем. Но Она обещала нам, что всегда будет с нами. Мы по-прежнему приезжаем в Кибехо и молимся в той церкви.
Мария – удивительная Мать. Она старалась защитить нас от геноцида, но мы были слишком заняты своими делами. Она даже плакала. Она говорила тем детям, которые Ее видели: «Передайте Моим детям по всему миру, особенно здесь: ПРИСЛУШАЙТЕСЬ К МОИМ СЛОВАМ, ЛЮБИТЕ ДРУГ ДРУГА, ПРОЩАЙТЕ ДРУГ ДРУГА, ЧИТАЙТЕ РОЗАРИЙ, ПРИСТУПАЙТЕ К ИСПОВЕДИ, СОБЛЮДАЙТЕ ЗАПОВЕДИ БОЖИИ». Но мы Ее не услышали. Потом, когда в 1994 году начался геноцид, было уже поздно. Мы Ее не услышали, и теперь об этом жалеем.
Всякий раз, когда я приезжаю в Меджугорье, — а я была тут много раз, — я чувствую себя как дома. Я чувствую объятия Матери. В Руанде Ее призыв не был услышан, но мы можем услышать его сегодня. Я хочу рассказать вам о том, как пережила геноцид, и как я выжила — только по милости Божией. Силы я черпала исключительно в молитве. Я так благодарна Матери Божией за то, что Она нас подготовила.
Руанда – маленькая страна в Центральной Африке. Геноцид начался в 1994 году. Я училась в колледже. Тогда была Пасха, и я вернулась домой на каникулы. В среду утром 7 апреля меня разбудил брат. Он сообщил мне, что президента нашей страны убили.
В Руанде живут два больших племени. И то племя, к которому принадлежу я, власти не очень любили и всячески притесняли. Матерь Божия предупреждала нас о готовящихся бедствиях, поэтому когда я услышала, что президента убили, я поняла, что скоро случится что-то ужасное. Я вышла во двор к родителям, мы включили новости – и услышали об убийствах. Убивали всех, кто принадлежал к нашему племени. Правительство закрыло границы, никто не мог уехать. Убивали одну семью за другой. Из приемника доносилось: «Десять детей, мама и папа, восемь детей, мама и папа», — диктор перечислял убитых. Мои родители — они были учителями — велели мне пойти к соседу и спрятаться у него. У меня было трое братьев, а я — единственная дочь и сестра, и все хотели меня защитить. Мне пришлось уйти. И случилось это всего на второй день после того, как начался геноцид. Я отправилась к нашему соседу, который принадлежал к другому племени. Он был порядочный человек.
Когда я уходила, папа протянул мне Розарий. Он будто сказал: «Вот, возьми, потому что ты меня больше не увидишь». Вот что я ощутила в тот миг. Он словно хотел сказать: «Когда я не смогу о тебе позаботиться, бери Розарий и молись, обращайся к Богу».
Я думала, что вернусь через два-три дня, но какой-то голос в глубине души говорил мне: «Посмотри на них, ты видишь их в последний раз». Но я гнала эти мысли, не желала в них верить.
И вот, я пришла к соседу, сказала, что меня к нему прислали родители. Он показал мне крошечную ванную. А дом у соседа был небольшой, всего четыре комнаты. Ванная была три на четыре фута, метр на метр двадцать. Я помню, подумала: «Здесь так тесно!» Но пока я жаловалась, сосед ушел и привел еще пять женщин. А потом еще двух. За время геноцида я усвоила немало уроков. И один из них – жаловаться бессмысленно. Когда дела плохи, сделай глубокий вдох, успокойся и постарайся найти выход.
Нам было запрещено друг с другом разговаривать, издавать любой шум. Мы даже не могли спускать воду в унитазе, пока в соседней ванной кто-то не спустит воду. Наш сосед, который нас прятал, приносил нам еду, но он мог предложить нам только остатки от обеда или ужина своих детей. Через неделю мои силы были на исходе. Мне казалось, я больше не выдержу. Мы сидели в тесноте. Помню, самой младшей было семь лет. Я так рада, что здесь много молодых, и вы молитесь, потому что когда приходит беда, она приходит не только ко взрослым. И я так благодарна, что вы учитесь молиться: вам нужно знать, где искать прибежище.
В конце недели меня душил гнев. Мне не терпелось выйти на свободу. Во мне бушевали разные чувства. Гнев! Пот прошибал меня от гнева. Я думала о том, что творили с нами, с нашим племенем, и говорила себе, что отомщу за свою семью. Что однажды пойду воевать и всю страну забросаю бомбами. От этих злых мыслей мое сердце колотилось часто-часто.
Однажды, когда человек, который нас прятал, принес нам еду, я попросила, чтобы он где-то рядом поставил радио. Мне хотелось узнать, что происходит в стране. Неделя тянулась бесконечно. Он поставил снаружи радио, включил — по очереди — три разных канала. Я ушам своим не могла поверить: власти толкали людей на убийства. Убивали всех, кто принадлежал к нашему племени. Помню, один министр, член правительства, выступая по радио, сказал: «Не забудьте про детей. Детеныш змеи – тоже змея. Мелкий таракан – тоже таракан. Убивайте всех».
Убивали тех, кто укрывался в церквях. И тех, кто бежал на стадионы. Военные брали в оцепление стадионы и кидали туда гранаты. И радовались. Они говорили: «Вот, мы избавимся от плохих людей и будем жить в раю». А потом вышел новый приказ, и вооруженные люди пошли по домам, чтобы найти тех, кто мог еще прятаться. Но я должна сказать, что не все в том племени участвовали в убийствах. Их на это толкали власти. В том племени было много замечательных людей, которые укрывали людей из нашего племени у себя дома.
Вооруженные отряды обыскивали дома. Изо дня в день мы ждали, что за нами придут. Никогда не забуду тот день, когда они пришли в дом, где мы прятались. Я их увидела через крошечное окошко нашей ванной. На них были набедренные повязки из банановых листьев, а в руках – длинные копья, мачете. Они вошли в дом и начали искать. У меня в голове вертелась одна только мысль: «Это конец. Меня убьют. А я ни в чем не виновата. Меня ненавидят, а я даже не знаю, за что».
Вооруженные люди обыскивали дом, и все это время у меня в ушах словно звучали два голоса. Один говорил: «Это не конец света, просто тебе нужно пройти испытание». Другой голос говорил: «Открой дверь, прекрати мучение, эту боль нельзя выносить!» И мне казалось, что это моя мысль, и мысль разумная. Но другой голос говорил: «Не открывай дверь! Проси Бога о помощи!» Он словно спрашивал меня: «Ты знаешь, Кто такой Бог? Он Всемогущий! Ты помнишь, что значит «Всемогущий»? Это значит, Он может все. Знаешь, что значит «все»? Это значит, что даже если тебя найдут, Он может сделать так, что им не удастся к тебе прикоснуться».
Во мне проснулась надежда. Я хотела прислушаться к светлому голосу. Но темный голос вдруг убедил меня, что Бога нет. Я вдруг перестала понимать, как раньше могла верить в Бога. Я подумала: где Он? На Небе? Он меня слышит? Убийцы уже здесь – может, уже поздно просить о помощи? Он знает, что гибнут невинные люди?
Я растерялась. И тогда светлый голос во мне сказал: «Пока ты не потеряла веру, попроси Бога дать тебе знак, чтобы ты убедилась, что Он существует». И я послушалась. Я обратилась к Богу всем сердцем: «Если Ты существуешь, если Ты здесь, если Ты – Тот, Кто меня сотворил, Кто сотворил все вокруг, пожалуйста, дай мне знак». И мне нужен был особенный знак, чтобы развеять любые сомнения. Я сказала: «Если Ты меня слышишь, не допусти, чтобы сегодня убийцы нашли дверь этой ванной». По-человечески мне это казалось невозможным. 400 человек обыскивали дом, в котором было всего четыре комнаты. И они нас не найдут? Такого не может быть. Они нас не найдут, только если Бог меня услышит и сотворит это чудо. Потом я потеряла сознание и ничего больше не слышала.
Только пять часов спустя я узнала, что случилось. Тот человек, который нас прятал, подошел к ванной. Мы подскочили. Мы думали, это убийцы. Мы были в таком ужасе, почти без сознания. И он рассказал нам, что случилось.
Оказалось, отряд давно ушел. В нем было человек 300 или 400. Люди вошли в дом. Часть из них оцепила дом, чтобы никто не выскочил. Одни с фонарями поднялись на чердак, другие — на крышу дома. Они искали под кроватями, в чуланах, даже чемоданы открывали, чтобы проверить, нет ли там детей. Наконец, они добрались до нашей ванной. Один человек дотронулся до двери — и вдруг сказал тому, кто нас прятал: «Знаешь что? Тут никого нет. Ты же один из нас. Ты порядочный человек». И дверь не открыл. И они ушли.
Когда я об этом узнала, я была потрясена. Но не потому, что мы спаслись. Я была в потрясении от мысли: «Боже мой! Бог существует!» Бог меня услышал! В ванной, и даже не в церкви! Я вдруг осознала, что молилась молча, в глубине души, не вслух. Тогда я поняла, о чем все время говорили наши священники: что Бог везде, даже внутри нас. Все это правда. Он даже в наших сердцах и в наших мыслях. Это значит, у нас нет никакого личного пространства. Он видит все. С того самого времени я начала с Ним беседовать, как беседую с вами.
Я знала, что любые проявления гнева Богу не нравятся. И я начала говорить Ему: «Я не могу не испытывать к тем людям ненависти. Ты же знаешь, что они творят. Они пытаются убить мою маму, моего отца. Чего Ты от меня просишь?»
Потом я попросила того человека, который нас прятал, принести мне Библию. Я осознала, что едва не утратила веру, и что мне нужно обратиться к Библии, чтобы осмыслить основы своей веры. Я ушла из дома с одним только Розарием, который дал мне отец. И вот, я начала молиться по Розарию и читать Библию, чтобы по-настоящему понять основы своей веры. Когда-то я все это воспринимала как данность, пропускала проповеди мимо ушей. Теперь мне хотелось все это понять. А расспрашивать было некого.
Помню, когда я в первый раз прочитала Розарий, у меня ушло на это 25 минут. Я даже физически ощутила, будто переместилась из пекла на свежий воздух. Я ощутила мир. Мои страхи, гнев – все испарилось. Но когда я перестала молиться, в мое сознание вернулся ад. «Тебя убьют. Даже если ты выживешь, тебе не сдобровать. Если тебя найдут, тебя изнасилуют, изрежут на куски!» «Ладно, — решила я, — лучше снова почитаю Розарий». И так я стала читать Розарий с утра до вечера. Я словно пыталась укрыться от дьявола. Я посчитала, сколько частей Розария читала каждый день – оказалось, двадцать семь. Однажды я не могла уснуть и решила, что буду еще читать каждый день по 40 венчиков Божьему Милосердию. На это у меня уходил весь день с шести утра – едва проснувшись, я сжимала в руке Розарий, чтобы дьявол не проник в мои мысли, — и так до десяти вечера, когда я закрывала глаза. Я чувствовала себя такой уставшей, будто пришла с работы.
И вот Розарий начал понемногу менять мое сердце. Мне казалось, что ненависть к плохим людям – это нормально. Они же злые. Но читая Розарий, я произносила молитву «Отче наш» — я повторяла ее около 200 раз в день. И там есть слова — Розарий во многом меня изменил, но особенно эти слова: «Прости нам, как мы и прощаем должникам нашим». Когда я доходила до них, будто загоралась красная лампочка. И словно кто-то мне говорил: «Правда? Серьезно? Так простить, как ты прощаешь?» Я ненавидела миллионы людей! Я желала, чтобы все враждебное нам племя горело в аду! И я не понимала, как можно их простить. Всякий раз, когда я говорила: «Прости нам, как мы прощаем», — загоралась красная лампочка. И я помнила, что Бог видит мое сердце. Если я говорю неправду, Он это видит. А что случается, когда мы снова и снова лжем своим друзьям? Мы их теряем. Без искренности не может быть дружбы. Тогда я решила: «Мне нужно быть искренней с Богом, ведь Он теперь мой друг». Но поскольку простить я не могла, я придумала вот что. Я решила, что если пропущу одну часть молитвы Господней, если не буду говорить «прости нам, как мы прощаем», то не буду лгать Богу. И вот, я стала пропускать ту строчку и почувствовала себя намного лучше.
Дальше я так и молилась: «Прости нас, но не их…» Но что странно: всякий раз, когда я не открывала сердца (как Матерь Божия просит нас, особенно здесь, в Меджугорье: «Молитесь сердцем»), всякий раз, когда не повторяла молитву всем сердцем, туда проникал злой голос. Я говорила: «Радуйся, Мария, благодати полная…» — и вдруг начиналось: «Я всех убью, я пойду воевать». Я читаю молитву, а в голове ужасные мысли. Почему? Но какой-то голос в глубине души мне подсказывал: «Молись всем сердцем. Произноси искренне каждое слово. Бодрствуй. Тогда ты не услышишь злого голоса». Тогда я начала понимать, что лгу Богу!
Я пыталась молиться, пропуская ту строчку, но наконец, словно кто-то тронул меня за плечо и сказал: «Послушай, молитва Господня не людьми придумана. Сам Иисус дал нам эти слова. На твоем месте я не стал бы урезать Его молитву». Что возразить Иисусу? Он Бог. Он знает все. Он сказал, что нужно молиться таким образом. Он меня сотворил, Он знает мои способности лучше, чем я сама. Если Он сказал: «Молитесь так», — значит, Он знает, что я на это способна. Даже если я не умею прощать. И словно чей-то голос меня ободрял: «Просто попроси Его о помощи! Не говори: «Я не могу», — скажи: «Помоги мне!»
Если совсем честно, я не верила, что Бог найдет какой-то выход и поможет мне простить тех, кто пытался убить моего отца, маму, меня. Разве это возможно? Но я решила: «Попрошу Его о помощи, ведь Он Бог, а я только человек. Он что-нибудь придумает».
Мы сидели в тесной ванной. К нам никто не заходил. Я только молилась, читала Розарий, беседовала с Богом, с Матерью Божией, больше ни с кем. Говорить нам не разрешалось. Мы все время молчали. Страдания были ужасные. Нас постоянно искали. Мы все время готовились к смерти. Но по мере того, как менялось мое сердце, менялось все, даже само страдание.
Я снова стала произносить «Отче наш» полностью. И на словах «прости нам, как мы прощаем должникам нашим», я просто просила Бога о помощи.
И вот однажды я размышляла над пятой Скорбной Тайной, когда наш Господь умирает на Кресте. Я люблю размышлять над тайнами, я будто становлюсь участником тех событий. Вот почему я по-прежнему люблю Розарий – всякий раз, размышляя о тайнах, я переживаю их по-новому. И помню однажды я размышляла над этой тайной. Я будто находилась там, у Креста, обнимала подножие Креста, и вдруг поняла: «Вот, сейчас Иисус на Кресте, у Него руки пробиты, ноги пробиты. И Мать Его рядом. Такая боль. Он умирает. А я еще прячусь. По крайней мере, моя мама не видит моих мучений». Я стала размышлять над этой тайной и вспомнила последние слова Иисуса — вспомнила, что Он тогда сказал: «Отец, прости им, они не ведают, что творят». Не первые слова: «Отче, прости им,» — но то, что Он дальше сказал, те слова пронзили мне сердце. Я хотела простить, но как? И вот эти слова все во мне перевернули: «Они не ведают, что творят». Словно Господь мне сказал: «Те люди, которые пытаются тебя убить, они просто слепы. Они не сознают, что на себя навлекают. Их ослепила ненависть. И если ты будешь их ненавидеть, ничего не изменится. Безумие только усилится. Но если ты станешь о них молиться, может быть, они изменятся».
Я пыталась возразить: «Но они не могут измениться! Они порочны!» И я поняла, что Господь задает мне вопрос. Я хотела бы и вам его задать, особенно тем, кто может над этим задуматься. Кто из нас – необязательно среди взрослых – не делал однажды чего-то, не говорил, чувствуя при этом, что делает или говорит все правильно, а потом неделю или год спустя вы вдруг понимали, что сделали или сказали что-то не то. И вы думаете: «А ведь не следовало этого говорить!»
Когда я это поняла… Я хожу на исповедь каждые две недели, или раз в неделю, хожу часто, и как бы я ни старалась поступать хорошо, всегда вижу, что где-то мне следовало поступить иначе. Когда я осознала, что люди на самом деле меняются, что сегодня человек может творить зло, но завтра может измениться, когда Господь показал мне, что мои мысли и сознание также меняются, я поняла, что даже убийцы могут измениться. Даже те, кто совершает ужасные преступления. Они могут однажды увидеть истину и раскаяться. И если я поняла, какую силу имеет молитва, может быть, если я буду о них молиться, они изменятся чуть раньше.
Когда я начала о них молиться и верить, что они могут измениться, я уже не могла их ненавидеть. У меня словно гора с плеч свалилась. И вдруг я увидела мир поделенным на две части, в одной из которых — Любовь, в другой – ненависть. И Господь Иисус меня спрашивал: «Какую часть ты изберешь для себя? Сторону Любви или сторону ненависти?» На стороне Любви были такие люди, как Мандела, Mать Тереза, святой Франциск, такие люди, как Ганди. На другой стороне были такие, как Гитлер, как те, кто пытался меня убить, и я сама, ведь в мыслях я представляла, как выйду на свободу и всем отомщу. И знаете, все те, кто был на стороне Любви, много страдали – и Мандела, и Mать Тереза, и святой Франциск, и все наши святые покровители. Но в любой боли, в любом страдании они стояли на стороне любви. Они стояли на стороне Истины, защищали ее. Они стояли на стороне милосердия. И вдруг я захотела быть там. Ведь это мои герои. И все эти люди, они верили, что даже злые люди могут перейти на сторону добра, если кто-то поможет им прозреть, увидеть Истину, если таких людей будет больше.
И тогда в мою душу пришел мир – я осознала, что это, наверно, и есть прощение. Я ощутила, что мир безграничен, и все пути для меня открыты. Я поняла, что могу быть счастлива, где угодно, когда в сердце — любовь Божия, и что все мы — братья и сестры. И те люди, которых я ненавидела, которых за людей не считала, вдруг стали для меня людьми.
Тем, кто читал мою первую книгу «Left To Tell», могу сказать, что я начала учить английский в то время, когда мы прятались в ванной. Когда моя душа освободилась от ненависти, мне стало ясно, что мне это понадобится. Я попросила того человека, который нас прятал, принести мне англо-французский словарь, и в перерывах между молитвами я учила слова наизусть, одно за другим.
У меня в душе был такой мир. Тем временем положение в стране становилось все хуже. И я думала: «Как бы мне хотелось всем рассказать, что Розарий – это такая сила! Как бы мне хотелось рассказать, что Иисус – Живой! И Он с нами даже в самой страшной беде».
Мы провели в той ванной три месяца. После того, как мы вышли оттуда, мы оказались в лагере для беженцев. Те, кто совершал убийства, бежали из страны. Те, кто пытались спасти страну, не только из нашего, но также из другого племени, захватили столицу. Как только я оказалась в лагере для беженцев, я попыталась выяснить, что стало с моими родителями. Я расспросила соседей и узнала, что все мои близкие погибли. Все были убиты: мама, папа, братья, бабушка, дедушка, тетя, дяди, мои лучшие друзья и подруги, соседи, одноклассники – все погибли. За три месяца погиб миллион человек. Наш дом и все наше имущество было сожжено и разрушено. Ко мне пришли мысли о смерти. Ты все потеряла, зачем еще жить? У меня остался только папин Розарий и одежда, которая была на мне в эти три месяца.
Я все плакала и не могла остановиться, но тут — словно Бог положил Свою огромную руку мне на сердце. И в глубине души я словно услышала: «Не отчаивайся. Не умирай. Я с тобой. Возьми Розарий. Молись. Найди церковь. Молись». И я ощутила, что Бог мне говорит: «Путь твоих близких закончился здесь на земле, но не на Небесах. А твой земной путь еще не завершился. И ты не знаешь, когда он завершится». На самом деле, никто из нас не знает, сколько мы проживем. Бог словно говорил мне: «Ты можешь прожить еще день. Или еще неделю. Или год. Может, восемь лет. Но сколько бы ни было тебе отпущено, это дар. Жизнь – это дар, любая — и долгая, и короткая. И от тебя зависит, на что ты ее потратишь — на любовь или ненависть. Будешь добра к другим или немилосердна. Будешь творить зло или добро. Но если ты решишься любить, помни, что Я с тобой. Я подам тебе все, что нужно. Поэтому вытри слезы, встань, оглянись, найди того, кто страдает больше тебя, кому нужна твоя помощь. Вытри слезы, иди. Вот женщина, она потеряла десять детей и не помнит себя от горя. Узнай, как ей помочь. Вот ребенок, у него нет руки, он весь в крови. Предложи ему помощь, перевяжи рану». По вечерам я читала Розарий, смотрела в небо и говорила: «Боже, надеюсь, сегодня я старалась исполнить Твою волю».
И вот в чем для меня самый важный урок того, что я пережила. СМЫСЛ ЖИЗНИ В ТОМ, ЧТОБЫ ЛЮБИТЬ. Здесь на Земле мы находимся на поле битвы. И каждое мгновение нам приходится решать, что выбрать: любовь или ненависть. Но когда мы поддаемся гневу и ненависти, этот выбор влечет за собой геноцид и другие беды.
Одно время я работала в ООН, и мы обсуждали великие идеи, размышляли о том, что бы нам предпринять, чтобы войн и геноцида больше не было. А я все время думала: у нас в сердцах что-то должно измениться. Люди должны научиться любить. Ни деньги, ни оружие не принесут мира, тут все дело в сердце. И думаю, что решение в пользу мира нужно принимать каждый день заново.
В лагере для беженцев мы провели несколько месяцев, а потом одна женщина пустила меня к себе жить. Я по-прежнему пишу письма Богу и прошу Его обо всем. И вот однажды, после такого письма, в лагере появилась одна женщина — она была в инвалидном кресле. Эта женщина была знакома с моей мамой. За 25 лет до этого мама дала ей немного денег, меньше, чем доллар. И вот, эта женщина сказала: «Ради твоей мамы я не оставлю тебя в этом лагере для беженцев». Она взяла десять человек из лагеря к себе домой. И это был для меня урок: нужно делать добро, даже если кажется, что это пустяк — ты не знаешь, какие плоды он принесет. Нужно сеять крошечные семена, в свое время они прорастут.
В 1998 году, через четыре года после геноцида, я уехала в Америку. А потом однажды вернулась в свою деревню и встретилась с тем человеком, который убил моих родителей. Он сидел в тюрьме. Многие мне говорили: «Невозможно так быстро простить. Ты все потеряла, но ты как будто счастлива». На самом деле, я тоскую по родителям, я плачу до сих пор. Слезы – это знак любви. Но я пошла в тюрьму, потому что хотела узнать, что почувствую, когда увижу того человека. Я помню, как его привели. Раньше он, как и многие из вас, хорошо одевался, выглядел очень прилично. А теперь он сидел в тюрьме. Ноги у него были опухшие, волосы всклокочены. Его содержали в жутких условиях. Начальник тюрьмы, друг моего отца, позволил мне с ним встретиться. Когда я его увидела, Господь словно сказал мне: «Помнишь, о чем я тебе говорил? Они не ведали, что творили. Он бы не сделал того, если бы понимал, к чему это приведет. Молись о нем. Не надо его ненавидеть». Я пожелала ему добра и сказала, что прощаю его.
Это были не просто слова. Я хотела ему сказать: «Живи, ищи свой путь, не думай, что я тебя ненавижу. Просто ищи свой путь. Я надеюсь, что ты найдешь истину». Он не просил о прощении, но я все равно хотела освободить его от себя, чтобы он мог найти свет. И когда я ему это сказала, он закрыл лицо руками. Не мог на меня смотреть. Я ощутила, как в его сердце что-то случилось, ему стало стыдно. И в нем словно что-то повернулось, переменилось к лучшему. У меня полились слезы. Начальник тюрьмы на меня рассердился. Но потом он сказал, что был все-таки рад, что эта встреча случилась, в его сердце тоже что-то оттаяло.
И что мне хотелось бы до вас донести, что во всем этом самое главное. Пожалуйста, что бы ни случилось, в любой беде помните: Бог с вами, а значит, всегда есть надежда. Не оставляйте молитву. Будьте настойчивы, читайте Розарий. Если бы мы в Руанде послушались Матерь Божию, той беды не случилось бы. Матерь Божия предупреждала нас задолго до того, как Церковь признала явления в Кибехо. А сегодня Матерь Божия приходит сюда. Она — наша Мать. Что бы Она ни попросила – просто исполняйте. Это всегда ради нашей же пользы. И Она всегда права. Просто исполняйте все, о чем Она просит.
И хочу вам сказать, если я смогла простить, все это пережить и прийти к прощению, то простить способен кто угодно. А прощение приносит душе такой мир.
Спасибо вам, что пригласили меня на Младифест. Я хотела бы ободрить вас, молодых, ведь вы – надежда нашего мира, наше завтра. Бывает, что несколько человек избирают зло и на многих навлекают беды, подобные той, что случилась в Руанде. Но даже несколько человек, которые избирают добро, таких как святой Иоанн Павел II, могут изменить мир к лучшему.
Матерь Божия зовет нас. Помогите Ей. Возвещайте Евангелие примером своей жизни, несите эту весть своим друзьям.
И в завершение я хотела бы прочитать с вами молитву Господню. Прошу вас, давайте произнесем ее от всего сердца. И когда мы дойдем до тех трудных слов, постараемся сказать их искренне. А если пока не можем, попросим Бога о помощи.
Иммакюле Илибагица
Младифест, Меджугорье, 5 августа 2015 года
